Полдня с «брусникинцами» — молодыми актёрами Школы-студии МХАТ
«Пока ты не привык к темпу работы в театре, жизнь кажется невыносимой»
Ученики режиссёра Дмитрия Брусникина всегда считались одними из лучших актёров Москвы, его нынешняя труппа не исключение. Мы провели полдня с актёрами Школы-студии МХАТ, побывали на репетиции постановки «Наказание и преступление» в Боярских палатах, затем на самом спектакле и поговорили со студентами о том, как им удаётся учиться, работая без выходных. Спойлер: с трудом.
В комнате с кирпичными стенами неожиданно гаснет свет. Вход закрывают ситцевой «дверью» (видимо, самодельной), чтобы с улицы не проникало солнце. Только что вальяжно разгуливающие по площадке молодые люди в кроссовках, худи-штанах и с пачкой сигарет в руке замирают, а затем разбегаются по местам. Хрупкая девушка с голосом невероятной силы произносит злободневный монолог. Она почти кричит. Освещение от неонового синего плавно переходит к насыщенному красному, напоминая цветовую гамму кинокартин Ксавье Долана.
Двумя часами ранее Никита Ковтунов, студент 3 курса Школы-студии МХАТ, с восторгом встретил журналистов. По заигрывающей улыбке было понятно: мы здесь не лишние. Во дворике перед Боярскими палатами, где вечером пройдёт спектакль, он предлагает устроиться нам поудобнее и первый начинает задавать вопросы: «А вы сами откуда? Сколько вам лет?». Во всех его движениях, голосе, интонации чувствуется неприкрытый интерес к миру, к людям. Никита отвечает на вопросы уверенно, бойко, а на щелчки фотокамеры почти не реагирует. Будто бы интервью дает каждый день. Театральная школа для него — второе высшее образование, по первому он финансист. Закончил Финансовый университет при Правительстве РФ, отложил диплом и отправился на прослушивание.
— Расскажи сначала про свой отбор. Как проходило поступление? Сам Брусникин отбирал?
— В Школе-студии происходит стандартный отбор, как и в других театральных школах и училищах, в несколько туров с множеством конкурсов: пластическим, вокальным, речевым. Ты готовишь программу из прозы, басни и стихотворений и проходишь с десятью абитуриентами в аудиторию, где сидят педагоги мастерской, слушают тебя, прерывают.
— А какой конкурс по количеству человек был?
— Количество абитуриентов огромное. Кажется, было около двух с половиной тысяч человек, а взяли двадцать девять. Шесть из них почти сразу отчислили.
— А за что отчисляют?
— За профнепригодность.
— Помнишь, что показывал при поступлении?
—Да, отрывок из поэмы Сергея Есенина «Пугачёв», «Севастопольские рассказы» Толстого, стихи Евтушенко, отрывки из Хармса и песни Синатры. Комиссия тебя прерывает и просит: «Давай что-нибудь современное». Это очень стрессовый процесс. Представляешь, ты приходишь и видишь огромное количество людей? Все чувствуют конкуренцию, все хотят попасть, но конкурс дикий. Самая главная задача — справиться с волнением. И на просмотре обязательно нужно быть собой, а там уж как звезды сложатся.
— В Школе-студии происходит стандартный отбор, как и в других театральных школах и училищах, в несколько туров с множеством конкурсов: пластическим, вокальным, речевым. Ты готовишь программу из прозы, басни и стихотворений и проходишь с десятью абитуриентами в аудиторию, где сидят педагоги мастерской, слушают тебя, прерывают.
— А какой конкурс по количеству человек был?
— Количество абитуриентов огромное. Кажется, было около двух с половиной тысяч человек, а взяли двадцать девять. Шесть из них почти сразу отчислили.
— А за что отчисляют?
— За профнепригодность.
— Помнишь, что показывал при поступлении?
—Да, отрывок из поэмы Сергея Есенина «Пугачёв», «Севастопольские рассказы» Толстого, стихи Евтушенко, отрывки из Хармса и песни Синатры. Комиссия тебя прерывает и просит: «Давай что-нибудь современное». Это очень стрессовый процесс. Представляешь, ты приходишь и видишь огромное количество людей? Все чувствуют конкуренцию, все хотят попасть, но конкурс дикий. Самая главная задача — справиться с волнением. И на просмотре обязательно нужно быть собой, а там уж как звезды сложатся.
— Сколько спектаклей вы уже отыграли вне Школы-студии МХАТ?
— Очень много. У меня огромное количество ролей. Есть несколько ходовых спектаклей, которые мы возим по гастролям. Есть репертуар.
— Какой постоянный набор?
— «Транссиб», «До и после» — спектакль в пространстве Театра Наций, фестиваль «Территория», который делает гениальный человек Катя Екимова вместе с Евгением Мироновым и остальной безумной командой. Я сейчас называю абсолютные хиты. Скоро поедем с «Маяковским» и «До и после» в Южно-Сахалинск, в Красноярск.
— Очень много. У меня огромное количество ролей. Есть несколько ходовых спектаклей, которые мы возим по гастролям. Есть репертуар.
— Какой постоянный набор?
— «Транссиб», «До и после» — спектакль в пространстве Театра Наций, фестиваль «Территория», который делает гениальный человек Катя Екимова вместе с Евгением Мироновым и остальной безумной командой. Я сейчас называю абсолютные хиты. Скоро поедем с «Маяковским» и «До и после» в Южно-Сахалинск, в Красноярск.
—Как происходит распределение ролей?
— Очень демократично. Ты приносишь заявку на ту роль, которую хочешь. Конкретно этот спектакль получился из экзамена по мастерству второго курса: чтобы пройти определенное «посвящение» в профессию, в мастерской Брусникина нужно сыграть что-нибудь из Достоевского. Каждый актёр берёт свой отрывок и идёт к педагогу. Я прошел это «посвящение» через «Преступление и наказание». Совершенно случайно сделал несколько этюдов на роль Свидригайлова. Мы начали работать. И в итоге из двенадцати педагогических отрывков получилось два спектакля, два «Преступления и наказания». «Преступление и наказание» в жанре сторителлинга режиссера Алексея Розина и «Наказание и преступление» Михаила Макеева.
— Ты много работаешь над спектаклями. Остается время на учёбу?
— На первых двух курсах идут общеобразовательные предметы: английский, русский язык, зарубежная литература, русский театр, там ещё исправно сдаешь зачёты. А когда ты становишься старшекурсником (в театральном четыре курса), появляется столько работы, что делаешь упор именно на профессию. Конечно, когда приходится сдавать, сдаёшь. То есть лояльно не относятся. Но ты живёшь в таком темпе, что привыкаешь работать судорожно и оперативно, чтобы всё успеть. Школа-студия славится тем, что держит марку и не даёт поблажек студентам даже на теоретических курсах, потому что у нас очень сильный и требовательный педагогический состав.
— А какие отношения с самим Дмитрием Брусникиным?
— Шикарные, я его обожаю. Я староста, и в мою должность входят не только учебные вопросы. Это полноценная работа, включающая в себя и коммуникацию с преподавателями мастерской.
— Вы даёте какие-нибудь прозвища преподавателям?
— Мы чаще пародируем их привычки, как по технике вербатим, когда актёр берёт манеры любого незнакомого человека того же пола, что и он сам, и играет его.
— Ходят слухи, что у вас есть репетиций даже в выходные дни.
— Это чистая правда.
— А тяжело было в такой график влиться?
— Очень тяжело, потому что сразу появился дикий недосып, недоедание, стресс. Особенно на первых курсах, когда ты переживаешь, что у тебя ничего не получится. Это жуткий период. Потом ты, конечно, вливаешься, потому что у тебя куча дисциплин, постановки, этюды, пародии, ритм жизни меняется. Но пока ты в это не втянулся, жизнь кажется невыносимой. Хочется развернуться спиной к Школе-студии и сказать: «Все, ребят, давайте со своим режимом сами живите».
— И как эти проблемы ушли?
— Работой бесконечной. Это так и делается. Бесконечным трудом, практикой. Только так.
— Очень демократично. Ты приносишь заявку на ту роль, которую хочешь. Конкретно этот спектакль получился из экзамена по мастерству второго курса: чтобы пройти определенное «посвящение» в профессию, в мастерской Брусникина нужно сыграть что-нибудь из Достоевского. Каждый актёр берёт свой отрывок и идёт к педагогу. Я прошел это «посвящение» через «Преступление и наказание». Совершенно случайно сделал несколько этюдов на роль Свидригайлова. Мы начали работать. И в итоге из двенадцати педагогических отрывков получилось два спектакля, два «Преступления и наказания». «Преступление и наказание» в жанре сторителлинга режиссера Алексея Розина и «Наказание и преступление» Михаила Макеева.
— Ты много работаешь над спектаклями. Остается время на учёбу?
— На первых двух курсах идут общеобразовательные предметы: английский, русский язык, зарубежная литература, русский театр, там ещё исправно сдаешь зачёты. А когда ты становишься старшекурсником (в театральном четыре курса), появляется столько работы, что делаешь упор именно на профессию. Конечно, когда приходится сдавать, сдаёшь. То есть лояльно не относятся. Но ты живёшь в таком темпе, что привыкаешь работать судорожно и оперативно, чтобы всё успеть. Школа-студия славится тем, что держит марку и не даёт поблажек студентам даже на теоретических курсах, потому что у нас очень сильный и требовательный педагогический состав.
— А какие отношения с самим Дмитрием Брусникиным?
— Шикарные, я его обожаю. Я староста, и в мою должность входят не только учебные вопросы. Это полноценная работа, включающая в себя и коммуникацию с преподавателями мастерской.
— Вы даёте какие-нибудь прозвища преподавателям?
— Мы чаще пародируем их привычки, как по технике вербатим, когда актёр берёт манеры любого незнакомого человека того же пола, что и он сам, и играет его.
— Ходят слухи, что у вас есть репетиций даже в выходные дни.
— Это чистая правда.
— А тяжело было в такой график влиться?
— Очень тяжело, потому что сразу появился дикий недосып, недоедание, стресс. Особенно на первых курсах, когда ты переживаешь, что у тебя ничего не получится. Это жуткий период. Потом ты, конечно, вливаешься, потому что у тебя куча дисциплин, постановки, этюды, пародии, ритм жизни меняется. Но пока ты в это не втянулся, жизнь кажется невыносимой. Хочется развернуться спиной к Школе-студии и сказать: «Все, ребят, давайте со своим режимом сами живите».
— И как эти проблемы ушли?
— Работой бесконечной. Это так и делается. Бесконечным трудом, практикой. Только так.
«Чего люди боятся больше всего?
-Себя»
-Себя»
В «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевский задаёт себе, героям и читателю сложные философские вопросы. Мы решили узнать, какие ответы на них дадут сами актёры:
— Как уничтожить зло на земле?
— Никак. А зачем его уничтожать? Пусть будет. Только с ним получается равновесие.
— Кого называют подлецом?
— Подлецом?.. Человека, который подлый. Который подло поступает, очень плохо (смеется).
— Чего больше всего боятся люди?
—Себя.
— А ты себя боишься?
— Ну конечно, я же нормальный человек.
— Никак. А зачем его уничтожать? Пусть будет. Только с ним получается равновесие.
— Кого называют подлецом?
— Подлецом?.. Человека, который подлый. Который подло поступает, очень плохо (смеется).
— Чего больше всего боятся люди?
—Себя.
— А ты себя боишься?
— Ну конечно, я же нормальный человек.
При входе в Боярские палаты открывается уютная, залитая светом комната. На тёмных кожаных диванах по-хозяйски развалились студенты. Девушка с короткой стрижкой и бледной кожей уснула прямо там, видимо, после бессонных ночей с репетициями. Создается впечатление, будто попал домой к актерам, а не на сценическую площадку. Они чувствуют себя расслабленно и непринужденно — это видно невооруженным глазом. И даже наводят здесь порядок.
В коридоре актриса с ярко-рыжими волосами моет полы. Юля Джулай — девушка из солнечной Одессы. В 13 лет она окончила модельную школу и поехала по контракту в Японию. Так, работая в модельном бизнесе, она много путешествовала, а в родную Одессу приезжала на сессию: училась на факультете туризма. В 19 лет решила отправиться в Москву, чтобы поступить во МХАТ. Третья попытка оказалась удачной. О себе и своем участии в спектакле «Наказание и преступление» Юля рассказала нам в интервью.
Во МХАТ я пришла на пятнадцатисантиметровых каблуках и в коротком платье с мировых подиумов, потому что раньше работала моделью.
Я ненавидела роман «Преступление и наказание», начинала читать его раз пять, была готова выбросить его. Я знала, что мужик убил старуху топором, и считала, что этого мне достаточно. А сегодня я играю в этом спектакле. Да, в жизни порой бывают удивительные повороты.
Я ненавидела роман «Преступление и наказание», начинала читать его раз пять, была готова выбросить его. Я знала, что мужик убил старуху топором, и считала, что этого мне достаточно. А сегодня я играю в этом спектакле. Да, в жизни порой бывают удивительные повороты.
В спектакле я играю сестру старухи-процентщицы Елизавету и отца главной героини Мармеладова. Почему играю мужскую роль? Во-первых, все-таки у нас современный театр. Во-вторых, это интересный опыт, когда девушка играет мужчину, тем более что во мне все же есть мужское начало, если хотите.
В день премьеры, открыв глаза в своей постели, я подумала, что нужно обязательно сходить в бассейн и зарядиться. После пришла в театр и начала мыть сцену. Наверное, я где-то это слышала, а может, только что сама придумала, но мне показалось, что, если я вымою сцену, вечером, во время премьеры, она мне это вернет. Надо было ещё чище вымыть.
Совмещать учёбу с игрой в театре для меня не сложно. Нас к работе приучили ещё с первого курса. Наоборот, я даже не представляю, как бы мы сейчас учились и не ставили параллельно спектакли.
Оценки у меня хорошие, а вот поведение хромает. Чаще всего в свой адрес слышу, что я дерзкая, и истина в этом тоже есть. Дело в том, что у меня всегда и на все есть своё мнение, которое я обязательно высказываю. Но порой бывают моменты, когда я понимаю, что сейчас лучше помолчать.
В день премьеры, открыв глаза в своей постели, я подумала, что нужно обязательно сходить в бассейн и зарядиться. После пришла в театр и начала мыть сцену. Наверное, я где-то это слышала, а может, только что сама придумала, но мне показалось, что, если я вымою сцену, вечером, во время премьеры, она мне это вернет. Надо было ещё чище вымыть.
Совмещать учёбу с игрой в театре для меня не сложно. Нас к работе приучили ещё с первого курса. Наоборот, я даже не представляю, как бы мы сейчас учились и не ставили параллельно спектакли.
Оценки у меня хорошие, а вот поведение хромает. Чаще всего в свой адрес слышу, что я дерзкая, и истина в этом тоже есть. Дело в том, что у меня всегда и на все есть своё мнение, которое я обязательно высказываю. Но порой бывают моменты, когда я понимаю, что сейчас лучше помолчать.
Равнодушных ко мне никогда не бывает, меня либо любят, либо нет. Золотой середины не существует, впрочем, как и во мне самой, ведь я максималистка по жизни.
Часто задают вопрос о роли моей мечты, особенно на пробах. Я никогда не знаю, как на него отвечать. Но могу сказать, что мне давно хочется сыграть набоковскую Лолиту.
Я могла бы в будущем выпустить марку своей одежды, но точно не написать и поставить собственную книгу. Я лишь веду дневник, особенно когда плохое настроение. Но его свет сможет увидеть, только когда я умру, наверное.
Трудно найти себе парня, потому что тебя никто не поймет так, как театрал или другой творческий человек.
После того, как стала учиться во МХАТе, я убедилась в нескольких вещах: не стоит судить о человеке по его внешности, в любой ситуации нужно уметь идти на компромисс, не нужно чрезмерно упорствовать в своих делах, потому что иногда это может навредить тебе.
Часто задают вопрос о роли моей мечты, особенно на пробах. Я никогда не знаю, как на него отвечать. Но могу сказать, что мне давно хочется сыграть набоковскую Лолиту.
Я могла бы в будущем выпустить марку своей одежды, но точно не написать и поставить собственную книгу. Я лишь веду дневник, особенно когда плохое настроение. Но его свет сможет увидеть, только когда я умру, наверное.
Трудно найти себе парня, потому что тебя никто не поймет так, как театрал или другой творческий человек.
После того, как стала учиться во МХАТе, я убедилась в нескольких вещах: не стоит судить о человеке по его внешности, в любой ситуации нужно уметь идти на компромисс, не нужно чрезмерно упорствовать в своих делах, потому что иногда это может навредить тебе.
«Меня либо любят, либо нет. Золотой середины не существует»
Как уничтожить зло на земле?
Мне кажется, его не нужно уничтожать, оно должно быть для гармонии.
Кого называют подлецом?
Человека, который обманывает и лицемерит.
Чего больше всего боятся люди?
Одиночества.
Мне кажется, его не нужно уничтожать, оно должно быть для гармонии.
Кого называют подлецом?
Человека, который обманывает и лицемерит.
Чего больше всего боятся люди?
Одиночества.
Тем временем в Боярских палатах из спокойно-беспечного состояния всё неожиданно превращается в творческую суматоху. Студенты расходятся по своим местам и на любые вопросы лишь важно отвечают: «У нас через 10 минут прогон». И начинается! Перевоплощение студентов в настоящих мастеров.
Кто-то забывает текст и раздражительно вздыхает, однако с новой мощью актёр продолжает реплику. На самом деле, нелегко сосредоточиться на мысли, когда в нескольких метрах проверяют звук и гремят аппаратурой. Но актёру нельзя отвлекаться на шум.
По мере развития действия режиссёр периодически подзывает к себе каждого и даёт нужные наставления. Шёпотом. Чтобы не услышали. В этом есть своя тайна, магия театральной жизни — разговор режиссёра с актёром, учителя с учеником.
Кто-то забывает текст и раздражительно вздыхает, однако с новой мощью актёр продолжает реплику. На самом деле, нелегко сосредоточиться на мысли, когда в нескольких метрах проверяют звук и гремят аппаратурой. Но актёру нельзя отвлекаться на шум.
По мере развития действия режиссёр периодически подзывает к себе каждого и даёт нужные наставления. Шёпотом. Чтобы не услышали. В этом есть своя тайна, магия театральной жизни — разговор режиссёра с актёром, учителя с учеником.
«Не так играешь, нужно проще. Тут пока ещё нет конфликта, понимаешь? Пусть энергия копится, она потом сама вырвется в нужный момент».
«Машенька… Можешь прочитать монолог так, как прочитала бы актриса Малого театра?.. Мощно так!»
О сцене с убийством старухи-процентщицы: «Вы должны показать: мы не придумали, как сделать с кровью, поэтому сделали смешно».
«У тебя есть зрители, ты не сам с собой играешь».
«Сань, если запутался, посмотри текст Достоевского. Там всё есть. Это всегда поможет».
«Машенька… Можешь прочитать монолог так, как прочитала бы актриса Малого театра?.. Мощно так!»
О сцене с убийством старухи-процентщицы: «Вы должны показать: мы не придумали, как сделать с кровью, поэтому сделали смешно».
«У тебя есть зрители, ты не сам с собой играешь».
«Сань, если запутался, посмотри текст Достоевского. Там всё есть. Это всегда поможет».
Сергей Карабань
Режиссёр
После нескольких первых сцен нам удаётся поговорить с актёрами, сыгравшими в «Наказании и преступлении» две главные роли: Раскольникова и Соню Мармеладову. Настя Чуйкова два года отучилась на филфаке в Сибирском федеральном университете в Красноярске и поняла, что это не для неё. Уехала в Москву и поступила на курс к Дмитрию Брусникину. Миша Мещеряков захотел быть артистом после того, как в детстве увидел в Табакерке спектакль «Старший сын». Актерская работа Юрия Чурсина вдохновила нашего героя, и сразу же после 11 класса он прошёл конкурс в Школу-студию МХАТ.
— Вы думали, что вам достанутся роли в спектакле «Наказание и преступление»? Кем вы себя видели?
Настя:
— Когда в феврале 2017 года мы показывали отрывки из Достоевского, я играла в другом. И однажды в общаге услышала, что ребята собираются ходить на разбор и практику к Михаилу Дмитриевичу Макееву (М. Д. Макеев — театральный режиссёр — прим. ред.). Там Юля пробовала этюды на Дуню, Никита — на Свидригайлова. Мне тоже предложили попробоваться, но я не восприняла это всерьёз. Потом случайно заглянула к ним на репетицию, и Михаил Дмитриевич попросил в следующий раз принести этюды на Соню. Так всё и закрутилось.
Миша:
— А я просто всю жизнь хотел играть Раскольникова. Вот и сыграл.
— В спектакле у тебя необычный монолог-речитатив, читать рэп о Трихинах было твоей идеей?
— Я люблю рэп, много слушаю и читаю об этой культуре. Автор зонгов — Андрей Родионов, он приходил репетировать с нами. Саша Золотовицкий же предложил эти зонги наложить на написанные им биты. Так мы и добились результата.
— Говорят, что во МХАТе самые дружные курсы. Это правда?
Настя:
— Про какие-то курсы правда. Мы все разные, но этим и едины. У нас был прогон экзамена по вокалу: сидят ребята в косухах, растрёпанные. И тут выходят петь романсы Чайковского — это очень круто смотрится. Там я почувствовала, что все мы связаны. Мы «панкушники»! В Школе-студии идеальные артисты, подобранные друг к другу, нестандартные.
— А вы ставите что-то вместе со студентами других театральных вузов?
Миша:
— Никогда не пробовали. Но я хотел бы сделать спектакль, где играли бы люди из разных вузов. Соединить все школы и посмотреть, что это будет за процесс. Это покажет, как сейчас учат актёров в разных театральных школах. К сожалению, мне кажется, что это почти нереально, хотя получилось бы очень здорово.
— Почему в спектакле три режиссёра? И сложно ли им работать на одной площадке?
Настя:
— Не было такого, что каждый сам за себя. Спектакль сделан общими усилиями, бесконечными разговорами и в аудитории, и дома у нашего педагога Макеева.
— Следующий учебный год для вас последний. А после выпуска продолжите играть спектакль?
Настя:
— Да. Люди, участвующие в спектакле и создающие его, решили, что он будет играться на регулярной основе два раза в месяц на протяжении минимум пяти лет. Здесь же, в Боярских палатах.
— А расскажите об ощущениях накануне последнего, 4 курса.
Настя:
— Всё очень быстро пронеслось. Будучи на первом курсе, мы спрашивали у курса Писарева, который закончил учёбу в прошлом году: «Каково это — быть выпускниками?» Ребята сказали, что мы не успеем глазом моргнуть, как промчится время, потому что жизнь очень насыщенная. Даже когда первом курсе приходишь в 8:30, чтобы репетировать этюд, в 10 утра идёшь на показ, потом на пары, затем на другой показ, думаешь, что так не бывает, что ты ни за что не сможешь успеть всё и продержаться в Школе-студии. И вот мы заканчиваем третий курс. Все произошло, как по щелчку.
Настя:
— Когда в феврале 2017 года мы показывали отрывки из Достоевского, я играла в другом. И однажды в общаге услышала, что ребята собираются ходить на разбор и практику к Михаилу Дмитриевичу Макееву (М. Д. Макеев — театральный режиссёр — прим. ред.). Там Юля пробовала этюды на Дуню, Никита — на Свидригайлова. Мне тоже предложили попробоваться, но я не восприняла это всерьёз. Потом случайно заглянула к ним на репетицию, и Михаил Дмитриевич попросил в следующий раз принести этюды на Соню. Так всё и закрутилось.
Миша:
— А я просто всю жизнь хотел играть Раскольникова. Вот и сыграл.
— В спектакле у тебя необычный монолог-речитатив, читать рэп о Трихинах было твоей идеей?
— Я люблю рэп, много слушаю и читаю об этой культуре. Автор зонгов — Андрей Родионов, он приходил репетировать с нами. Саша Золотовицкий же предложил эти зонги наложить на написанные им биты. Так мы и добились результата.
— Говорят, что во МХАТе самые дружные курсы. Это правда?
Настя:
— Про какие-то курсы правда. Мы все разные, но этим и едины. У нас был прогон экзамена по вокалу: сидят ребята в косухах, растрёпанные. И тут выходят петь романсы Чайковского — это очень круто смотрится. Там я почувствовала, что все мы связаны. Мы «панкушники»! В Школе-студии идеальные артисты, подобранные друг к другу, нестандартные.
— А вы ставите что-то вместе со студентами других театральных вузов?
Миша:
— Никогда не пробовали. Но я хотел бы сделать спектакль, где играли бы люди из разных вузов. Соединить все школы и посмотреть, что это будет за процесс. Это покажет, как сейчас учат актёров в разных театральных школах. К сожалению, мне кажется, что это почти нереально, хотя получилось бы очень здорово.
— Почему в спектакле три режиссёра? И сложно ли им работать на одной площадке?
Настя:
— Не было такого, что каждый сам за себя. Спектакль сделан общими усилиями, бесконечными разговорами и в аудитории, и дома у нашего педагога Макеева.
— Следующий учебный год для вас последний. А после выпуска продолжите играть спектакль?
Настя:
— Да. Люди, участвующие в спектакле и создающие его, решили, что он будет играться на регулярной основе два раза в месяц на протяжении минимум пяти лет. Здесь же, в Боярских палатах.
— А расскажите об ощущениях накануне последнего, 4 курса.
Настя:
— Всё очень быстро пронеслось. Будучи на первом курсе, мы спрашивали у курса Писарева, который закончил учёбу в прошлом году: «Каково это — быть выпускниками?» Ребята сказали, что мы не успеем глазом моргнуть, как промчится время, потому что жизнь очень насыщенная. Даже когда первом курсе приходишь в 8:30, чтобы репетировать этюд, в 10 утра идёшь на показ, потом на пары, затем на другой показ, думаешь, что так не бывает, что ты ни за что не сможешь успеть всё и продержаться в Школе-студии. И вот мы заканчиваем третий курс. Все произошло, как по щелчку.
— Как уничтожить зло на земле?
Миша:
— Уничтожить себя.
Настя:
— Да, начни с себя.
— Чего больше всего боятся люди?
Миша:
— Жить. Человек создан для того, чтобы жить. Люди этого не понимают.
Настя:
— Люди боятся одиночества. А ещё выйти из зоны комфорта.
Миша:
— Уничтожить себя.
Настя:
— Да, начни с себя.
— Чего больше всего боятся люди?
Миша:
— Жить. Человек создан для того, чтобы жить. Люди этого не понимают.
Настя:
— Люди боятся одиночества. А ещё выйти из зоны комфорта.
Репетиция заканчивается, и наши герои начинают приготовления к спектаклю: грим, костюмы, реквизит. Не гримируется только режиссёр, Сергей Карабань, а потому соглашается на интервью. Недолгое, конечно, потому что ему тоже необходимо настроиться на спектакль, а затем — дать напутствие актёрам.
— Сложно ли ставить студенческие спектакли и почему?
— Это должен быть не просто спектакль, но и обучающий процесс для студента. Дело не в результате, а в том, чтобы люди научились профессии, открыли какие-то новые механизмы внутри себя, поняли, как работает та или иная вещь, и проверили это на практике. На самом деле, в этом и сложность. Кроме постановки как таковой и идеи какого-то художественного решения, ты должен думать о том, что люди возьмут для себя.
— А почему в спектакле две Дуни?
— Изначально это были две разные сцены. И, соответственно, две актрисы на одну роль. У каждой получалось по-своему, но хорошо. А потом, когда это вышло из этюдов и превратилось в спектакль, оказалось, что сцена Свидригайлова с Дуней достаточно сложная. И есть чувство, что вместо одного человека там два. Потому что решения Дуни очень спонтанны: как будто в ней существуют два человека. Поэтому мы решили объединить разных актрис в одну героиню.
— То есть спектакль вырос из этюдов?
— Да, безусловно, из учебной работы, из импровизаций. Мы импровизировали события на заданную тему, потом потихоньку собирали их в сцены, в отрывки на экзамен. А потом сделали спектакль.
— Вы преподаете только в мастерской Брусникина? Почему именно здесь?
— Потому что я его выпускник. Я тот «брусникинец», который остался в театре. Я, конечно, преподаю, но вообще считаюсь ассистентом старшего педагога по мастерству актёра. Просто здесь я выступаю как один из трёх режиссёров.
— И каково это — создавать один спектакль с другими режиссёрами?
— Хорошо. У нас были какие-то свои идеи, которые мы пытались объединить. Но в основе работы был один принцип, близкий нам всем. Это этюдный метод и импровизация.
— Это должен быть не просто спектакль, но и обучающий процесс для студента. Дело не в результате, а в том, чтобы люди научились профессии, открыли какие-то новые механизмы внутри себя, поняли, как работает та или иная вещь, и проверили это на практике. На самом деле, в этом и сложность. Кроме постановки как таковой и идеи какого-то художественного решения, ты должен думать о том, что люди возьмут для себя.
— А почему в спектакле две Дуни?
— Изначально это были две разные сцены. И, соответственно, две актрисы на одну роль. У каждой получалось по-своему, но хорошо. А потом, когда это вышло из этюдов и превратилось в спектакль, оказалось, что сцена Свидригайлова с Дуней достаточно сложная. И есть чувство, что вместо одного человека там два. Потому что решения Дуни очень спонтанны: как будто в ней существуют два человека. Поэтому мы решили объединить разных актрис в одну героиню.
— То есть спектакль вырос из этюдов?
— Да, безусловно, из учебной работы, из импровизаций. Мы импровизировали события на заданную тему, потом потихоньку собирали их в сцены, в отрывки на экзамен. А потом сделали спектакль.
— Вы преподаете только в мастерской Брусникина? Почему именно здесь?
— Потому что я его выпускник. Я тот «брусникинец», который остался в театре. Я, конечно, преподаю, но вообще считаюсь ассистентом старшего педагога по мастерству актёра. Просто здесь я выступаю как один из трёх режиссёров.
— И каково это — создавать один спектакль с другими режиссёрами?
— Хорошо. У нас были какие-то свои идеи, которые мы пытались объединить. Но в основе работы был один принцип, близкий нам всем. Это этюдный метод и импровизация.
Нетипично для московских театров: спектакль начался ровно в 20:00. Заходим в восемь, обращаемся к администратору, чтобы найти своё место, а она смотрит на нас как-то странно и что-то невнятное бормочет. Потом хватает откуда-то выскочившую рыжую девушку, и они уходят, то напевая что-то, то заливаясь смехом. Жутковатые ощущения, особенно если учесть, что в помещении какой-то космический гул. Будет неудивительно, если они динозавров воскрешают.
Проходим в зал, а нам навстречу фосфорически светящийся рыбий скелет. С динозаврами почти угадали. Зрителей немного, и все разные: от школьников в рваных джинсах до бизнесменов с «ролексами».
Первая совместная сцена Сони и Раскольникова — секс и рок-н-ролл, конечно. Диалоги и манера держаться, как у героев из Only lovers left alive. И даже музыка, как у Джармуша, только посвежее. Как и актеры — у них кровь молодая, не тысячелетняя, вампирская.
Наш герой, Никита, появляется на большом воздушном шаре. Шутка. С красным огромным шариком и выглядит, как трансгендер. Он экзальтированный и нервический тип. Эпатажный, как и полагается Свидригайлову.
Практически все сцены Ковтунова строятся на импровизации. Хулиганский шабаш, с которым он врывается в них, подзадоривает зрителя, но более консервативную публику может раздражать. Его злободневные политические шутки особенно по нраву школьникам, может быть, на днях вернувшимся с митинга Навального. Многие из них, кстати, произведение ещё не читали. Забавно, какой разрыв шаблона произойдёт в их сознании.
Это как бы и не спектакль, а такой аттракцион-Достоевский. Тут вам и Раскольников, так напоминающий Гнойного (он же Слава КПСС), и монологи, зачитанные речитативом, и бурлеск-шоу с сексапильной красоткой в пайетках и с накладным животом — ну точно, золотая рыбка. Нетрудно догадаться, к кому было обращено внимание мужской аудитории во время её экстатического танца. Да и женской тоже, чего уж лукавить. Интересно, в какой уже раз зрители забыли о Федоре Михайловиче? А еще видео-арт на фоне белых дверей с граффити в духе Баскьи и психоделика в стиле Гаспара Ноэ. В целом получился яркий, эмоционально мощный коктейль, но вот смысловых якорей не хватает.
Спектакль вышел скорее не о наказании и преступлении, а о студентах, театре и его специфике. О том, как они в нем существуют, растут, мечутся и вечно сомневаются. На поверку же все это вторично, потому что ребята, как заметил сам Брусникин, смелы и свободны. И этому завидуешь до дрожи в коленках, аплодируешь до искр в ладонях.
Проходим в зал, а нам навстречу фосфорически светящийся рыбий скелет. С динозаврами почти угадали. Зрителей немного, и все разные: от школьников в рваных джинсах до бизнесменов с «ролексами».
Первая совместная сцена Сони и Раскольникова — секс и рок-н-ролл, конечно. Диалоги и манера держаться, как у героев из Only lovers left alive. И даже музыка, как у Джармуша, только посвежее. Как и актеры — у них кровь молодая, не тысячелетняя, вампирская.
Наш герой, Никита, появляется на большом воздушном шаре. Шутка. С красным огромным шариком и выглядит, как трансгендер. Он экзальтированный и нервический тип. Эпатажный, как и полагается Свидригайлову.
Практически все сцены Ковтунова строятся на импровизации. Хулиганский шабаш, с которым он врывается в них, подзадоривает зрителя, но более консервативную публику может раздражать. Его злободневные политические шутки особенно по нраву школьникам, может быть, на днях вернувшимся с митинга Навального. Многие из них, кстати, произведение ещё не читали. Забавно, какой разрыв шаблона произойдёт в их сознании.
Это как бы и не спектакль, а такой аттракцион-Достоевский. Тут вам и Раскольников, так напоминающий Гнойного (он же Слава КПСС), и монологи, зачитанные речитативом, и бурлеск-шоу с сексапильной красоткой в пайетках и с накладным животом — ну точно, золотая рыбка. Нетрудно догадаться, к кому было обращено внимание мужской аудитории во время её экстатического танца. Да и женской тоже, чего уж лукавить. Интересно, в какой уже раз зрители забыли о Федоре Михайловиче? А еще видео-арт на фоне белых дверей с граффити в духе Баскьи и психоделика в стиле Гаспара Ноэ. В целом получился яркий, эмоционально мощный коктейль, но вот смысловых якорей не хватает.
Спектакль вышел скорее не о наказании и преступлении, а о студентах, театре и его специфике. О том, как они в нем существуют, растут, мечутся и вечно сомневаются. На поверку же все это вторично, потому что ребята, как заметил сам Брусникин, смелы и свободны. И этому завидуешь до дрожи в коленках, аплодируешь до искр в ладонях.
“
Это прекрасно. Из всех постановок романа именно эта версия сейчас будет наиболее понятна людям. Такой театр сейчас актуален, потому что он на доступном языке, есть много «фишек» о современности, например, о выборах, Навальном, Путине, Собчак. Это круто! Даже если ты не читал роман, всё можно понять. Мы смотрели в мастерской Брусникина «Бесов», вот на них не стоит идти, пока не прочтёшь книгу. А тут все складывается.
“
«Отличный спектакль, неописуемо! Я у Достоевского только «Белые ночи» читал, «Преступление и наказание» ещё нет, но, кажется, книга грустная. Она ведь об убийстве. Но было и смешно: больше всего понравились шутки про инаугурацию и Собчак «против всех»».
«Я читал Достоевского, но не особо люблю его творчество. А здесь понравилось, но труппа и от себя много добавила. В этих моментах и было весело».
«Я читал Достоевского, но не особо люблю его творчество. А здесь понравилось, но труппа и от себя много добавила. В этих моментах и было весело».
“
«Я думал, что мне не понравится, а получилось наоборот, и от этого впечатления еще ярче. Правда, на гитаре очень утомительно играл товарищ в начале. Он меня раздражал. Однако само прочтение Достоевского, такое оригинальное, меня не оскорбляет».
“
«Я не могу сказать, что мне категорически не понравилось, но… это хороший, средний студенческий спектакль. Достаточно новаторское прочтение Достоевского. Дело даже не в веселье, тут какой-то пост-драматический подход к тексту и игра с персонажами, их характерами, что очень интересно. Но если бы я не читал роман Достоевского, я бы не понял, о чем спектакль. Однако идеи Достоевского здесь не раскрываются, тут немного другое».
“
«Мне сложно абстрагироваться от текста, потому что я читала «Преступление и наказание». Но спектакль о том же самом, только с другой стороны, с другого ракурса».
“
«Очень понравилось такое прочтение Достоевского — ребята молодцы, это действительно Достоевский. Им удалось передать смысл его произведения. При этом с юмором, со сменой настроений, что всегда неоднозначно и оставляет сильные впечатления. Не могу сказать, что я люблю Достоевского, потому что многие вещи у него для меня слишком… Но ребята поставили «Преступление и наказание» так, что многое стало понятным. Шутки про Собчак, про инаугурацию, отсылки к Принцессе Турандот — прекрасно. По моему мнению, это не лишнее, потому что показывает, что Достоевский современен. У нас в Театре Образцова, когда играли корифеи, всегда добавляли в постановку шутки сегодняшнего дня. «Брусникинцы» сделали это очень тонко».
«В «Наказании и преступлении» играют ещё молодые актеры, и, конечно, в некоторые моменты это чувствуется. Но играют, так страстно вкладываясь в своё дело, что от восторга хочется с кресла вскочить. Мы всегда чего-то ждём, когда идём на спектакль по Достоевскому. Труппа выбрала прекрасный путь — делать и то, что от них ждут (по мере своих умений), и то, чего не ждут вовсе. Совершенно замечательно».
Милослав Чемоданов
журналист
Зал опустел. Актеры покурили и молчат. Своё они сегодня уже отговорили. Очередь за режиссёром. Ментор наставляет, делает замечания. Он очень деликатный и сопереживающий. Весь спектакль Сергей Карабань следил за студентами, и его реакции достойны отдельной постановки. Молодые «брусникинцы» сидят с вдумчивыми лицами и запоминают:
«Не ищите заигрывания со зрителем».
«Отсебятина разжижает всю конструкцию».
«Прочистите текст. У Достоевского круче написано».
Никита Ковтунов, герой первого интервью, выходит к нам, уставший, но радостный, готовый обсудить спектакль и свои планы на сегодняшний вечер.
— Что для тебя важнее: репетиция или разбор полетов после спектакля с режиссером?
— Репетиция, конечно. Разбор полетов — это просто метание бисера. Репетиция намного важнее.
— Музыканты зачастую говорят, что замечания педагога после выступления важнее для следующего концерта. У актёров такого нет?
— Эти замечания перейдут в репетицию, которая будет перед следующим спектаклем. Если у меня несколько спектаклей подряд, то я, конечно, «цепляю» эти замечания и играю, учитывая их. Тем более что спектакль еще нельзя назвать окончательно готовым. Мы пока студенты, а не профессиональные артисты, которые уже много лет в профессии.
— Сейчас ты пойдёшь отдыхать или будешь готовиться к завтрашним делам по учёбе или работе?
— Сейчас мы будем убирать декорации, вещи, потом пойду выпью кофейку, посмотрю фильм. Завтра у меня тоже спектакль.
— Мы слышали про твои импровизации. Как ты решаешь, что пора говорить и играть что-то своё?
— Это такая штука, знаешь… Вот у меня большая проблема с головой. Я очень много думаю, размышляю, а на сцене этого делать вообще нельзя. На сцене должен быть какой-то животный инстинкт, ты не обдумываешь: «Вот это я сейчас скажу, а вот это не скажу». У тебя внутри появляется что-то, и ты выдаёшь это в мгновение. Это вспышка.
— А технически есть какой-то трамплин для импровизации? Какие сцены походят для неё?
— Моя сцена, например, как раз и строится на импровизации. Есть определенные задачи, которые я должен выполнить по своей сцене, роли и тексту Достоевского. Но тем не менее эта «актуалочка» добавляется. Это определенный жанр, который мы используем.
— То есть импровизация иногда идёт не столько от себя, сколько по задаче?
— В данном случае она уместна. Но в целом на вкус и цвет: кому-то нравится, кому-то нет.
— Сегодня были политические шутки, а обычно что бывает?
— Каждый раз по-разному, любое событие из утренней газеты может всплыть.
— А не было такого, что ты увидел школьника в зале и решил пошутить про Навального? Потому что школьники смеялись громче всего.
— Нет, я даже не видел школьников. Мне очень плохо видно зал из-за света. Я знал, что в зале сидит моя подруга, которую я давно не видел, и решил так передать ей привет. У нас даже была шутка, что я могу поздравлять с Днём рождения и делать предложения руки и сердца со сцены.
— Свет, музыка, сценография — очень много киношных отсылок, например, к Гаспару Ноэ. Это так?
— Да, очень много референсов к кино. Джармуш тут — один из основных. Вообще, складывалось все так: мы принесли режиссеру этюды, к которым можно делать отсылки, и… двери. Изначально финальная сцена строилась только на одной двери. Потом у нас в Школе-студии сделали ремонт, сняли эти двери, я их собрал, принес, и они появились в этой сцене.
— А почему двери белые?
— Это задумка художника. Она их красит каждый раз в белый. Это художественное решение Юлии Староверовой. Белый —цвет обновления и возрождения.
— Репетиция, конечно. Разбор полетов — это просто метание бисера. Репетиция намного важнее.
— Музыканты зачастую говорят, что замечания педагога после выступления важнее для следующего концерта. У актёров такого нет?
— Эти замечания перейдут в репетицию, которая будет перед следующим спектаклем. Если у меня несколько спектаклей подряд, то я, конечно, «цепляю» эти замечания и играю, учитывая их. Тем более что спектакль еще нельзя назвать окончательно готовым. Мы пока студенты, а не профессиональные артисты, которые уже много лет в профессии.
— Сейчас ты пойдёшь отдыхать или будешь готовиться к завтрашним делам по учёбе или работе?
— Сейчас мы будем убирать декорации, вещи, потом пойду выпью кофейку, посмотрю фильм. Завтра у меня тоже спектакль.
— Мы слышали про твои импровизации. Как ты решаешь, что пора говорить и играть что-то своё?
— Это такая штука, знаешь… Вот у меня большая проблема с головой. Я очень много думаю, размышляю, а на сцене этого делать вообще нельзя. На сцене должен быть какой-то животный инстинкт, ты не обдумываешь: «Вот это я сейчас скажу, а вот это не скажу». У тебя внутри появляется что-то, и ты выдаёшь это в мгновение. Это вспышка.
— А технически есть какой-то трамплин для импровизации? Какие сцены походят для неё?
— Моя сцена, например, как раз и строится на импровизации. Есть определенные задачи, которые я должен выполнить по своей сцене, роли и тексту Достоевского. Но тем не менее эта «актуалочка» добавляется. Это определенный жанр, который мы используем.
— То есть импровизация иногда идёт не столько от себя, сколько по задаче?
— В данном случае она уместна. Но в целом на вкус и цвет: кому-то нравится, кому-то нет.
— Сегодня были политические шутки, а обычно что бывает?
— Каждый раз по-разному, любое событие из утренней газеты может всплыть.
— А не было такого, что ты увидел школьника в зале и решил пошутить про Навального? Потому что школьники смеялись громче всего.
— Нет, я даже не видел школьников. Мне очень плохо видно зал из-за света. Я знал, что в зале сидит моя подруга, которую я давно не видел, и решил так передать ей привет. У нас даже была шутка, что я могу поздравлять с Днём рождения и делать предложения руки и сердца со сцены.
— Свет, музыка, сценография — очень много киношных отсылок, например, к Гаспару Ноэ. Это так?
— Да, очень много референсов к кино. Джармуш тут — один из основных. Вообще, складывалось все так: мы принесли режиссеру этюды, к которым можно делать отсылки, и… двери. Изначально финальная сцена строилась только на одной двери. Потом у нас в Школе-студии сделали ремонт, сняли эти двери, я их собрал, принес, и они появились в этой сцене.
— А почему двери белые?
— Это задумка художника. Она их красит каждый раз в белый. Это художественное решение Юлии Староверовой. Белый —цвет обновления и возрождения.
Над материалом работали: Дмитрий Барченков, Валерия Богатырёва, Гюльнара Бичиева, Ангелина Громова, Валерия Гужова, Марат Гурциев, Мария Йылмаз, Ольга Кареева, Коринна Коловская, Лилит Саркисян, Алина Сотова.
Руководитель проекта: Юлия Андреевна Швыченкова.
Руководитель проекта: Юлия Андреевна Швыченкова.
